Продолжение. Начало здесь>
Часть 1. Allegretto
Эпизод 1. 19-20.06.1995
— Серега, а ты плавки не забыл? — Кабан, поселенный, как самый крупнокалиберный из всех, на переднее сиденье рядом с угрюмым молчаливым таксером, развернулся в пол-оборота назад к нам троим. Он скучал без общения.
— Плавки? А они нужны?
— Гы! Я не узнавал про нудистские пляжи. Думаешь, они там есть?
— А то! Наверняка. Как думаешь, Ир?
Иркина рука, лежавшая на моем левом колене, чуть приподнялась и совершила игривое похлопывание.
— Сереж… ну конечно есть… я думаю. А если нет, вы организуете, правда?
Пожилая «ауди», погромыхивая, неслась во Внуково по пыльному неровному шоссе. Времени до вылета было впритирку, поэтому невоспитанный Кабан время от времени подстегивал водителя: «Шеф, нам бы не опоздать… притопи, а?» Я сидел на заднем сиденье между моей девушкой Ирой и кабанской девушкой Леной, подпрыгивая вместе с ними на ухабах и касаясь обеих плечами и бедрами, и чувствовал себя на вершине блаженства. Особенно, когда Ирка похлопывала меня по колену, или брала под руку, или клала голову мне на плечо. Летняя практика закончилась неделю назад, впереди были длинные каникулы. Всего лишь каких-то несколько часов, и мы – бог даст – будем на море! Нас ждут десять дней жары, безделья и любви! Прочие участники коллектива пребывали в таком же возбужденно-радостном предвкушении, подкалывали друг друга и несли всякую идиотскую чушь.
Ирка вдруг убрала руку с моего колена, приобняла меня сзади за шею, притянув мою голову поближе к своим губам, и шепнула на ухо:
— Я хочу без купальника…
— Организуем… — мой ответный шепот незамедлительно перерос в поцелуй, при этом я продолжал чувствовать моей левой ногой бедро Ирки, а правой – пышное бедро Лены, и на некоторое время выпал из реальности.
В этот момент что-то произошло. Я вдруг понял, что поцелуй досрочно прекратился, а я слетел с сиденья вперед и бабахнулся виском о водительский подголовник. Одновременно я услышал визжанье шин, писк девчонок и матюки таксера.
— Е* твою мать… он что, охренел?
Я осознал, что мы – все трое задних пассажиров – сидим на краешке заднего сиденья в странных неловких позах, упершись разными частями тела в спинки передних сидений. В Иркинах вытаращенных глазах была оторопь и страх. Машина стояла на месте, двигатель молчал.
Торможение было очень резким, но, похоже, никто серьезно не пострадал. Хуже всех пришлось, очевидно, Кабану, который треснулся головой о стекло и, морщась, потирал лоб. У нас принято считать, что пристегиваются только трусы, ведь так?
— Блин, что случилось, шеф??
— Да этот п*дор впереди как дал по тормозам! Я уже думал, все, крындец нам! Язви его в душу! — Молчаливый таксер вдруг обрел дар речи, но слова у него вырывались довольно однообразные.
Через пару минут все вышли из ступора, глаза девчонок вернулись к нормальным размерам, и мы обнаружили, что стоим в пробке. Все полосы шоссе были забиты автомобилями. Очевидно, что-то произошло где-то впереди, возможно авария или еще какое-то ЧП. Машины не двигались. С каждой минутой наши шансы вовремя успеть к самолету таяли.
— Серега… — Кабан посмотрел на часы, — еще десять минут на этом месте, и мы точно опоздаем. Шеф, что делать, а?
— Ребята, а что я могу сделать? — водила открыл свою дверь и выставил наружу ногу. — Пойду попробую узнать, что случилось.
Он вылез из машины и двинулся вперед, останавливаясь у всех машин по очереди и обмениваясь репликами с водителями. Из копейки перед нами, в которую мы чуть не врезались, вылезли пассажиры и стали пытаться что-то разглядеть впереди, выходя на обочину и приподнимаясь на цыпочки. Из других машин тоже вылуплялись пассажиры и водители, собираясь в группки и что-то обсуждая.
— Все! Приплыли. Теперь мы точно опоздали. — Кабан сокрушенно схватился за голову. — Че делать будем? Нас в Симферополе чел встречать должен на машине…
— А еще рейсы есть сегодня, не помнишь? — Я почему-то успокоился. Ну неприятно, конечно, но будем выкручиваться, а что делать.
— Да есть вроде, часа через два…
— Ну так что… посмотрим, может на следующий успеем.
— Гена, больно ударился? — Лена погладила Кабана по лбу.
— Да выживу…
— Что же нам делать? Может, сходишь, узнаешь, что люди говорят?
— Да ладно… шеф сейчас придет, расскажет. Давай анекдоты рассказывать?
Обстановка не менялась. Все прочно стояло, люди беспомощно ползали между машинами, как большие муравьи. Я заметил мужчину, который вел себя немного необычно: он не вытягивал шею, силясь что-то увидеть впереди, а наоборот, спокойно шел нам навстречу между машинами. Поравнявшись с нашей колымагой, мужик взглянул на нас и, как мне показалось, чуть улыбнулся… средних лет, джинсы, кепка-бейсболка, ничего примечательного. Бросив на нас мимолетный взгляд, он так же спокойно и неторопливо, не останавливаясь, прошествовал дальше. Я проводил его спину взглядом и повернулся к Кабану.
— Кабан, че за мужик, не знаешь? Где-то я его видел…
— Какой мужик?
— Да только что нам навстречу прошел.
— Я не видел.
— Да вон…
Я обернулся, в надежде показать Кабану спину мужика, но тоже никого не увидел. Наверно, в машину сел, или свернул куда-то.
В этот момент впереди обнаружилось некое движение. Люди задвигались, засуетились, стали садиться в автомобили. Я увидел нашего водилу, он торопливо подошел к нам, распахнул свою дверь, забрался на продавленное сиденье, застланное засаленным ковриком, и объявил:
— Короче, блин, говорят, фура там всю дорогу перегородила впереди… поперек раскорячилась, груз порассыпался, ни проехать ни объехать… не знаю что там случилось, может водитель заснул, или занесло… но вроде менты подъехали, по встречке потихоньку пропускают по одной машине… должны двинуть скоро, по идее.
Действительно, минут через десять возникло некое шевеление: торчащие впереди кузова газелей и фур затряслись, задымили и поползли вперед. Ну что ж, теперь торопиться особо некуда. Главное – добраться до аэропорта. А там будем разбираться.
***
Боря отошел от справочного окна и стал проталкиваться, используя свое мощное плечо, сквозь заполнявшую аэропорт толпу обратно к своему подопечному американцу. Добравшись до него, он сообщил:
— Джон, к сожалению, ваш рейс снова отложен. На два часа. Говорят, по техническим причинам.
Джон скривил физиономию, а затем вопросительно поднял брови.
— Что? Борья, скажите еще раз, извините, плохо понимаю ваш английский.
— Ваш рейс снова отложен, на два часа.
— И что теперь?
— Джон, мне, к сожалению, надо возвращаться в Москву. У вас есть билет, в Симферополе вас должны встретить. Все будет окей. Документы на выезд у вас с собой.
— Послушайте, я не знаю русского… Как я узнаю, что с моим рейсом?
— Просто следите вон за тем табло. Номер рейса у вас есть. Джон, извините еще раз, я никак не могу с вами остаться, шеф велел мне быть в офисе к шести.
— Ну… что ж делать, уезжайте.
— Все будет окей, я уверен. Если что, звоните шефу.
— Хм, надеюсь, связь будет нормальная…
Боря пожал руку бедному Джону и стал пробираться к выходу. По дороге он оглянулся. Да, на самом деле небезопасно оставлять такого явного иностранца без сопровождения в криминогенном аэропорту… но мое дело – выполнять указания шефа. В конце концов, этот Джон должен был знать, на что идет, путешествуя по теперешней России, да еще и улетая в ныне независимую Украину… Не мальчик, в самом деле.
***
— Сколько с меня? — немолодой пассажир, на вид местный, спрашивал, явно примерно зная тарифы.
— Десять долларов, отец.
— А карбованцами?
— Ну, какой там с утра… — Федор вздохнул. —Лимон пятьсот. Но лучше долларами.
— Не, шеф, извини, только карбованцы… — пассажир выудил из кармана пачку мятых купюр и долго сооружал из них оплату, очевидно стремясь избегнуть дискуссий о сдаче, и, наконец, протянул стопку водителю.
— Спасибо, отец. Счастливо.
— Тебе спасибо… — пассажир с трудом выкарабкался из немолодой «Волги» и заковылял к обшарпанному зданию автовокзала.
Федор включил передачу и собрался тронуться с места. Двенадцать, время обеденное, и он как раз недалеко от дома. Самое время супчика похлебать, и в Симферополь.
Но в этот момент он заметил долговязую фигуру в спортивном костюме, которая отделилась от толпы, суетящейся перед автовокзалом, и махала ему рукой, торопливо проталкиваясь между людей и припаркованных в беспорядке машин. Крендель был незнакомый, но Федор счел, что стоит подождать. Мало ли чего ему надо… Он выключил передачу и угрюмо наблюдал за приближением кренделя, не выключая на всякий случай двигатель и оставив свое стекло полуоткрытым. Наконец, юноша добрался до водительской двери и сунул прыщавый нос в окно. Его внешность не оставляла сомнений в роде его деятельности.
— Здоров, шеф.
— Здорово.
— Слышь, вопрос имею.
— Ну, давай свой вопрос.
— С лещевскими работаешь?
— С лещевскими, и что?
— Короче, такая ботва, брат… Лещевские не при делах теперь. С нами теперь работать будешь.
Федор внимательно посмотрел на кренделя, оценивая ситуацию. Типичная шестерка, но вполне возможно, что сообщение имело под собой основания.
Крендель помолчал, ожидая реакции, потом не выдержал и продолжил:
— Слышь, шеф, давай только без этой бодяги. Зачем тебе проблемы, слышь?
— Тебя как зовут, друг?
— Николай, а тебя?
— Меня Федор… слушай, Коля, давай так: пусть мне кто-то из лещевских скажет, что теперь я с вами, и за ради бога. А так сам пойми, ну я тебя первый раз в жизни вижу, откуда я знаю, что это не подстава?
Крендель осклабился. Очевидно, его подготовили к переговорам.
— Та че, Федор, понимаю, желание твое справедливое.
И он гордо достал из кармана спортивных штанов сотовый телефон.
— Димона знаешь из лещевских?
— Да, знаю.
— Ну вот и ништяк! Погоди чуток…
Он выдвинул антенну, отошел метров на пять в сторону, долго тыкал пальцем в телефон, потом долго о чем-то препирался с собеседником, размахивая свободной рукой и расхаживая из стороны в сторону и, наконец, вернулся к машине и протянул Федору трубку.
— Слышь, Федор, это Димон. — Федор узнал голос. — Короче, ты теперь с этими… под Митяем они, из Мойнакских, автовокзал теперь ихний, короче. Ты ж там стоишь?
— Да, Димон. Понял, давай.
— Давай, братуха.
Федор вернул телефон.
— Ладно, Коля, будь по-твоему, только за эту неделю я уже отдавал, ты в курсе?
— Да, да, не с*ы, все нормально.
Крендель был явно доволен успешными переговорами. Он легонько стукнул по крыше «Волги», мол давай, друг, мы теперь партнеры, махнул рукой и отчалил обратно в толпу.
Федор вздохнул и тронулся наконец с места, выруливая на привычную дорогу домой. В советские времена таксистам, конечно, было попроще: оттрубил смену и свободен. Хочешь гуляй, хочешь дома сиди. Ну, с механиками надо было, конечно, дружить, и со сменщиком ладить… и то, и другое для него не составляло большого труда, с его компанейским характером. Жизнь катилась без особых забот – отслужил, погулял, встретил Нинку, женился, получил дом от родителей… и тут началось. Кто мог подумать, что такая хрень наступит… перестройка-демократия, развал Союза… и вот здравствуйте, приехали. Теперь бандиты делами распоряжаются. И каждый теперь сам за себя.
Но, ругаясь и ворча вслух, как и большинство вокруг, в глубине души Федор не жалел о переменах. Как ни крути, возможностей всяких теперь больше, а жить стало интересней.
Философские размышления, перемешанные с воспоминаниями, завершились, не успев развиться, поскольку до дома было всего десять минут езды. Федор не стал загонять машину во двор, припарковав ее на улице перед воротами, так как минут через сорок надо было стартовать в сторону Симферополя, и дал свои привычные два коротких гудка: «хозяин приехал».
***
Море – горизонт посередине листа… внизу берег… справа пляж, на нем мама, папа и дочка… и еще люди… потом длиииинный пирс… он тоже посередине, уходит вдаль… спереди он большой, закрывает пол-пляжа, и постепенно становится меньше, меньше, как будто протыкает лист посередке и сходится в точку… а слева высокий берег, там речка впадает в море, а высокий берег сразу за ней…
Маша забралась с ногами на стул, улегшись животом на край стола, и старательно выводила простым карандашом контуры рисунка, высунув от усердия язык и время от времени убирая за ухо мягкие светлые волосы. Вся картинка, увиденная в очередной раз пару дней назад, была в ее голове, и надо было просто перенести ее из памяти на бумагу. На карандаш нельзя сильно давить, чтобы черные линии потом не просвечивали сквозь цветные фломастеры, которыми она раскрасит картину через некоторое время. Так-так… набросок готов. Теперь фломастеры. Новые, папа недавно откуда-то принес, таких ни у кого нет. Придется рисовать очень аккуратно, фломастер не сотрешь резинкой, как простой карандаш… сначала пробуем цвет на втором листочке бумаги, а потом уже рисунок… вначале светлые тона, потом темные… Маша довольно улыбалась, наклоняя голову то вправо, то влево, и что-то мурчала себе под нос, продолжая рисовать. Этот промежуток времени, когда из еле видных серых линий на листке бумаге постепенно проявлялся яркий цветной пейзаж, ей нравился больше всего, даже больше того момента, когда работа была завершена. Еще немного времени… и новый рисунок будет готов.
С улицы раздались знакомые два коротких гудка. Папа приехал, сейчас обедать погонят, а осталось совсем немного. Досадно.
— Маша! Папа приехал, обедать!
Ну вот, так и есть.
— Щас, мам!
— Давай, давай, иди сюда, папа ждать не будет.
Из-за двери стали раздаваться привычные звуки: щелкнул входной замок, послышался голос отца, он что-то спрашивал, мама отвечала… Что про новых жильцов… надо их встретить… еще есть несколько минут, пока папа переобувается, моет руки…
— Маша! Обедать!
— Да, мам, щас…
— Не «щас», а давай иди немедленно.
— Иду…
Еще несколько линий… Тень от пирса… солнце светит слева, значит тень справа…
— Маша!
— Иду, мам, щас…
— Да что ж это такое!
Шаги… Сейчас мама войдет и задаст нагоняй. Вообще-то она добрая, но бывает и строгая. Тень готова… все!
— Маша! Получишь у меня!
— Мам, смотри!
— Что тут у тебя? — мама сбавила тон.
— Вот, смотри!
— Хм… молодец, Машка. Это наш пирс? Срисовала откуда-то?
— Не! По памяти.
— Хорошо рисуешь, доча. Давай быстрее обедать, и папе покажем.
Не сердится больше, это хорошо.
Семейство, наконец, собралось за столом. Хозяйка, перед тем как приступить к разливанию супа, протянула мужу рисунок.
— Федор, смотри, что наш ребенок нарисовал… опять.
Папа взял в руки рисунок и повторил мамины слова:
— Молодец, Машка, хорошо получилось. Я так не нарисую… Нин, а может ее в изостудию отдать? В Доме культуры еще есть, по-моему.
— Семь лет… не рановато?
— Не знаю… можно у них спросить.
— Ешьте давайте… Ну заедь узнай, сколько это стоит.
— Ладно, узнаю. Что там у тебя, для жильцов все готово? Привезу ведь через пару часов.
— Да, все убрано.
— Изостудия? Что это? — Маша подала голос. Про школу она уже все знала, а что это еще за изостудия?
— Будут тебя рисовать учить, по-настоящему. Вместе с другими детками. Хочешь?
А что… Наверно, там здорово. Наверно, ее там будут хвалить. Маша привыкла, что ее рисунками все восхищались.
— Ага.
Родители засмеялись.
— Ну вот и славно!
Федор посмотрел на часы и встал из-а стола.
— Ладно, пора, я поехал.
В этот момент зазвонил телефон. Нина вышла в прихожую и сняла трубку с висевшего на стене аппарата.
— Да. Что? — пауза. — Почему? — снова пауза. — Ну что ты будешь делать… И что теперь? На следующем? — она, не отрываясь от трубки, сделала знак мужу, чтобы он не уходил. — Да, понятно… Хорошо. Звоните, будем ждать.
Она положила трубку и скорчила гримасу.
— Садись. Это жильцы наши московские. Они опоздали на самолет. Хотят вылететь на следующем. Как будет ясность, снова позвонят.
— Твою мать… — Федор сел. — Ну ладно, что ж делать. Будем ждать.
***
― Боря, ты где пропал, блин? В шесть Красовский приедет, ты мне тут нужен, я же тебе говорил! Времена неспокойные, сам знаешь, мало ли что.
― Еду, Вадим Петрович, к шести буду.
― Давай быстрее… Проводил Джона?
― Да, только рейс отложили, он остался ждать в аэропорту.
― Да? Ну ладно, надеюсь, долетит. Обещали прислать там человека встретить. Давай, чтоб в шесть как штык. Встретишь машину внизу, посмотришь там вокруг, как и что, ко мне проводишь.
― Сделаем, Вадим Петрович.
Вадим положил трубку и посмотрел на часы. Этот простой жест доставлял ему последнее время удовольствие: «Брегет» – мелочь, а приятно. А что, депутату Госдумы по статусу положено. Как ни крути, получается, что депутат намного круче, чем секретарь парткома института. Времена изменились. Да так, как никто никогда не ожидал.
Он откинулся на спинку дорогого кресла и задрал ноги на стол. Надо собраться с мыслями. Встреча предстояла важная, вопрос будет обсуждаться щекотливый. Несмотря на то, что они знакомы с профессором Красовским чуть не двадцать лет – по институту, – теперь они в разных лагерях. По крайней мере, формально: фракции разные, значит, официально они противники. Но, насмотревшись за последние пару лет на интриги, крутившиеся в высших эшелонах, Вадим Петрович Шубин пришел к простому выводу: неважно, за счет какой демагогии идти к власти. На самом деле все предельно просто: больше власти, больше денег. Больше денег, больше власти. И так далее. А всякие там фракции, реформы, политические встречи, пламенные речи – это все для телевизора. Электорат, не забывай смотреть телевизор.
***
Самолет коснулся колесами светящейся огнями полосы, подпрыгнул, встряхнув пассажиров, и на второй раз уже окончательно покинул ненадежное воздушное пространство и покатился по твердой почве, надрывно гудя и постепенно замедляя бег. Пассажиры захлопали. Ирка, прикорнувшая на моем плече, подняла голову и очумелым взглядом обвела все вокруг, потом потянулась и снова положила голову мне на плечо.
— Ну что, прилетели? Слава богу… — пробормотала она, снова закрывая глаза. Все мы были порядком вымотаны. Опоздав на свой запланированный вылет в час дня, мы с трудом поменяли билеты на следующий рейс, но его неожиданно отложили, как и кучу других рейсов, потом еще раз… в результате мы вместо часа вылетели в семь вечера, и вот… только что, наконец-то, приземлились. Самолет еще долго катился, потряхивая крыльями, пока, наконец, не застыл, добравшись до стойбища. Бесконечное ожидание трапа… впереди что-то бухнуло, и показались две симпатичных девушки в униформе не то таможенников, не то пограничников. А, ну да, мы же в другую страну прилетели…
— Есть среди пассажиров не граждане России? — одна из девушек, лучезарно улыбаясь, громко задала вопрос, и тут же повторила его на чудовищном английском, — Any non-Russian citizens?
Я обратил внимание, что солидно выглядевший худощавый иностранец средних лет, сидевший чуть впереди и по диагонали от меня, услышав английскую речь, поднял руку.
— Please give me your passport, — одна из девушек подошла к иностранцу, все так же мило улыбаясь, и протянула руку. — Остальные пассажиры могут выходить!
Истомившиеся пассажиры тут же столпились в проходе между креслами, и все застряло. Я чмокнул Ирку в висок, мы тоже поднялись с кресел, потягиваясь, и всосались в толпу, медленно пробираясь к выходу из самолета, а Кабан с Леной пристроились за нами.
После нудной возни с получением багажа мы оказались в темном душном зале ожидания с какими-то стойками и загородками с большим количеством суетящихся, измученных на вид людей.
— Нам туда! — взял в свои руки инициативу Кабан, показав на двери с надписями «Зеленый коридор», «Красный коридор», и мы двинулись в указанном направлении, но тут я снова заметил иностранца. Вид у него был неважный: он то возмущенно пытался что-то втолковать по-английски милым девушкам в униформе, то пробовал звонить куда-то с сотового. Слышались английские слова «паспорт», «виза», «триста долларов», «это возмутительно», «документы». Я вдруг подумал, что надо как-то помочь горемыке.
— Геныч, идите, я вас догоню, — я сунул свою сумку Кабану, подтолкнул Ирку и остальных к выходу, а сам свернул в сторону спорящих. Приблизившись, я решил быть вежливым и обаятельным, и тронул за локоть одну из девушек.
— Здравствуйте… Извините, я бы хотел как-то помочь этому человеку… У него что-то не в порядке?
Девушка обернулась и окинула меня быстрым взглядом. Решив, очевидно, что я достоин общения, она ответила:
— Да, не в порядке! По инструкции, он должен заплатить триста долларов за въездную визу.
— Хм… хотите, помогу с переводом?
— Да, если можно, объясните ему… Он нас плохо понимает.
Еще бы. Я бы тоже плохо понимал такой акцент… Спасибо папочке, у меня были хорошие репетиторы. Я обратился по-английски к иностранцу.
— Сэр, эти девушки говорят, что вам следует заплатить триста долларов за въездную визу…
Иностранец, услышав вразумительную речь, схватил меня за рукав и затараторил.
— Мистер, слава богу, вы не могли бы как-то помочь… Эти дамы забрали у меня паспорт, требуют триста долларов, но у меня все документы оформлены, мне в Ев.. эээ.. Евпатория, вот адрес… меня должны были встретить, но какая-то проблема, никого нет, дозвониться не могу… Пожалуйста, помогите!
Хм.
— Окей, сэр, подождите, я попробую что-то выяснить…
Стараясь быть предельно очаровательным, я за пару минут выяснил, что у бедолаги нет визы, что по инструкции – триста долларов, что девушки сами ничем помочь не могут, но могут отвести нас к начальнику, который находится здесь, несмотря на позднее время. Ну что ж, раз ввязался, надо попробовать.
— Скажите, а не могли бы вы показать вашему начальнику мой паспорт и вот эти визитки? Я бы хотел попробовать обсудить ситуацию. — И я, сунув в паспорт свою визитку и визитку отца, протянул его девушке. Через несколько минут я был препровожден через какие-то двери и лестницы в ресторан. За одним из столиков, уставленным крепкими напитками, сидели четыре бандитского вида загорелых господина средних лет. Один из них, очевидно, начальник, держал в руках мой паспорт. Блин, ну и рожа. Короткая стрижка, небритые толстые щеки, рубашка расстегнута до пупа. Рожа не стала тратить время на предисловия и прохрипела:
— Он тебе хто есть?
— Вы знаете… честно говоря, никто. Просто увидел, человек попал в сложную ситуацию, захотелось как-то помочь.
Рожа даже не хмыкнула.
— Ишь какой сердобольный… — взгляд на визитку… — Если визы нет, мы его в самолет и давай до свидания, депортация… Ресторан «Парнас», Москва… ты хто там есть?
— Я музыкант… Будем рады вас видеть у нас в любое время, обед за счет заведения. — Я снова включил вежливость и обаяние. — Если есть какая-то возможность помочь, я был бы очень благодарен.
Рожа сунула обе визитки в портмоне, и обратилась к девушке.
— Ладно, оформи этого амера по льготному…
После чего швырнула мой паспорт на стол и просипела:
— Если узнаю, что это туфта… — похлопывание по портмоне, — больше в Крым не въедешь никогда, понял?
— Большое спасибо! Это не туфта.
По дороге обратно девушка объяснила мне, что «по льготному» – это сорок пять долларов. Иностранец печально дожидался нас на свободном кресле, резко контрастируя своей благообразной наружностью с пестрым сбродом, забившем зал. Вид у него был растерянный. При виде нас он вскочил.
— Сэр, вам сделают визу за сорок пять долларов.
Иностранец открыл было рот, но, видимо, счел за благо все же больше не спорить. Через десять минут его драгоценный паспорт был у него в руках, и он с готовностью поспешил за мной на выход, схватив дорогой чемодан.
— Серега! Ты куда пропал? — Кабан, слонявшийся вокруг видавшей виды «Волги», заорал в нетерпении. — Давай, поехали уже! Приморское ждет!
Девчонки и сумки, очевидно, были уже давно погружены в машину.
— Геныч, погоди. Спроси шофера, как этому челу в Евпаторию добраться? Адрес у него на бумажке… нам по дороге, но к нам он не влезет… не встретили его. Как бы с ним чего не случилось по дороге… американец.
— Блин, Серега, ты опять ввязался в какую-то канитель. Он что, знакомый твой?
— Ну теперь да… Джон Тернер его зовут.
— Ладно, погоди… — он подошел к водительской двери и стал что-то объяснять. Наконец, из машины вылез водила, веселого вида мужик лет тридцати пяти, подмигнул мне и двинулся в направлении стада мигающих огнями разнопегих машин, припаркованных перед обшарпанным зданием аэропорта. Минут через десять он вернулся и сообщил:
— Давай, копейка, эс двести пятнадцать У А. Знакомый, довезет нормально. Пятьдесят долларов.
— Джон, пошли. — Я сделал знак моему новому знакомому.
Через пять минут дорогой чемодан был погружен в багажник копейки, и Джон тряс мою руку, не отпуская.
— Сергей… я вам очень благодарен. Приезжайте в Америку. Визитка у вас есть. Любая помощь. Сделаю все что смогу.
— Спасибо, Джон… Кто знает, может и приеду когда-нибудь. Счастливо!
Честно говоря, я порядком устал, но при этом находился во власти приятного чувства. Хорошее дело сделал, помог человеку. Теперь бы до моря добраться поскорее.
***
Наконец, закурлыкал телефон на столе, прогнав посторонние мысли. Вадим мысленно собрался, снял трубку и ожидаемо услышал вкрадчивый голос секретарши Олечки.
― Вадим Петрович, к вам Красовский Максим Кириллович.
― Давай, пусть заходит.
Через пять секунд на пороге возник профессор, вызвав, как обычно, у Вадима легкий укол зависти. Красовский не напрасно пользовался успехом у студенток: годы ничуть не убавляли привлекательности волевого лица и спортивной фигуры, лишь добавляя солидности. С такой внешностью сам бог велел в политику двигать, что Максим Кириллович и сделал несколько лет назад, став ныне депутатом и узнаваемой фигурой в теленовостях.
Вадим встал навстречу и обменялся рукопожатием с гостем.
― Приветствую, Максим Кириллович. Точность – вежливость королей. Что, все так же, сам за рулем, без охраны?
― Привет, Вадим Петрович. Нет, сегодня с водителем. Что-то подустал к концу дня. Старею, видимо.
― С водителем это правильно. Безопасней все же.
Хозяин кабинета уселся в свое кресло за обширным столом, а гость – в кресло напротив, и оба некоторое время выжидающе рассматривали друг друга. Они никогда не испытывали друг к другу теплых чувств, но, поскольку жизнь их постоянно сталкивала по работе, а потом в политике, у каждого доставало ума и силы воли оставлять за скобками симпатии-антипатии и сосредотачиваться на делах.
Хозяин кабинета прервал молчание первым, скривив губы в подобие улыбки.
— Кофейку?
Красовский ухмыльнулся почти столь же криво.
— Вадим, вступления нам с тобой не нужны, ведь так? Спасибо, нет, давай лучше сразу к делу. Я весь внимание. Зачем пригласил?
Вадим хмыкнул.
— Узнаю профессора. Быка за рога… Ну, к делу так к делу. — Он чуть помолчал. — Вопрос старый. Корпус Б. Помнишь? Предлагаю еще раз к вопросу вернуться. Сейчас самое время.
Корпус Б Московского строительного института (в народе – строяка) располагался недалеко от станции метро. В этом корпусе было два спортивных зала и еще несколько больших аудиторий. Некоторые предприимчивые личности с недавних пор стали посматривать на это здание под новым углом зрения. В нынешние смутные времена студенты вполне могут обойтись без физкультуры. Дай бог, чтобы вуз выжил, не до баловства. Зато удачное расположение недалеко от дикого пристанционного уличного рынка таило в себе заоблачные перспективы извлечения дохода от коммерческой аренды. В последнее время все больше и больше угловатых торговых центров вырастало рядом со станциями метро. Тенденция была очевидна: ларьки, киоски и уличные торговцы загонялись в несколько более цивилизованные условия, обеспечивая хозяевам больших уродливых коробок безбедную жизнь.
А тут даже строить ничего не надо. Оформить несколько бумажек, сделать ремонт, и вперед.
Но на пути замечательного проекта пока стоял ректор. Он неспортивную идею конвертации корпуса Б не приветствовал. Идеалист. Все надеялся возродить нормальный образовательный процесс, вместо того, чтобы пользоваться открывающимися возможностями.
Ректора надо было убедить.
Красовский скривился.
— Вадим, вопрос помню. Месяц назад обсуждали. Фоменко не подпишет ничего такого, я же говорил тебе.
— Да, помню. Надо его уговорить. Вы же дружбаны. Поговори с ним. Пусть скажет, чего хочет.
— Нет. Если я заведу с ним этот разговор, дружбе конец. Он сочтет, что я в чужой команде. Не могу.
— Максим! Не упрямься, прошу тебя. Хоть ты-то не упрямься. Одно дело, если ректор упрется. Другое дело ты. — Шубин подался вперед, опершись локтями на стол. — Тебе не надо упираться.
Красовский помолчал. Он догадывался, что раз Шубин так наседает, у него есть причины. Но он не любил ходить вокруг да около. Всегда лучше спросить.
— Что изменилось, Вадим? Чего опять про корпус Б?
Шубин тоже ответил не сразу. Он снова откинулся в кресле и почесал щеку.
— Люди просят. Серьезные люди. Мне трудно им отказать. Лучше с ними договариваться. Иначе будут проблемы. И у тебя тоже.
***
Я лежал с закрытыми глазами на большом надувном матрасе посреди необозримого, удивительно теплого, сине-зеленого моря. Матрас чуть заметно покачивался, я чувствовал световые зайчики на моих закрытых веках, что-то теплое все сильнее щекотало мою щеку… надувной матрас перестал покачиваться и плавно превратился в обычную кровать, а я стал осознавать, что я постепенно просыпаюсь… на мою щеку светит солнечный луч, Иркина рука лежит на моей груди, в окно виден кусочек синего неба… Мы добрались-таки до нашего гостевого домика, в соседней комнатушке, очевидно, Кабан с Леной, если они еще не встали, а хозяева, видимо, в хозяйском доме на том же участке.
Ирка вздохнула и пошевелилась, не открывая глаз.
— Сереж… ты проснулся? — чуть слышно пробормотала она и придвинулась поближе, прижавшись к моему боку маленькой горячей грудью, а рука ее сдвинулась вниз. Мое тело, еще не освободившееся от сладкой истомы сна, немедленно отреагировало.
— Угу… теперь точно проснулся…
Я повернулся к ней, и наши руки и ноги тут же перепутались в объятиях. Через минуту я уже ничего не соображал, слыша только наши собственные легкие постанывания и чувствуя, что накрывавшая нас простыня куда-то улетела и мы почему-то развернулись поперек кровати, так что ее голова запрокинулась вниз, а длинные темные волосы свесились до пола. Постанывания становились громче, и мой мозг как-то на заднем плане стал думать, а интересно, в соседней комнате слышно? Мои ладони нежно путешествовали по плавным округлостям, посылая огненные импульсы по всему моему телу… и через довольно-таки непродолжительное время все кончилось взрывом, вызвавшим у нас обоих одновременный громкий стон. Стон перешел в шумное дыхание дуэтом… которое постепенно стало затихать у обоих. Я обнаружил, что мы так и лежим поперек кровати, подушки и простыня улетели на пол, перемешавшись с разбросанной еще вчера вечером одеждой.
Ирка зашевелилась первой, чуть отстранилась и, тихонько смеясь, стала разворачивать себя и меня в продольную позицию.
— Давай немножко поваляемся?
— Да, давай…
Ирка не поленилась слезть с кровати, вернуть на место подушки и снова накрыть нас обоих простыней. Затем она снова придвинулась поближе и стала ворковать, примостившись щекой на моем плече.
— Сереж… Скоро на море пойдем, да?
— Да, только неплохо бы позавтракать… который час, как думаешь?
— Не знаю… часов девять… или десять… за часами неохота лезть…
В этот момент за стеной – или за дверью – что-то бухнуло, и послышался возбужденный голос Кабана. Слов я не мог разобрать, только услышал, как ему отвечает Лена, а Кабан снова что-то взволнованно тараторит.
— О, вся гоп-компания проснулась… Ну что, встаем? Пора бы кофейку замутить, как думаешь?
Но встать мы не успели. Дверь в нашу комнату с грохотом распахнулась, и внутрь ворвался Кабан. Он сделал два шага и застыл, глядя на нас безумными глазами. Ирка едва успела прикрыть верхнюю часть своего изящного организма.
— Кабан, мать твою, ты оборзел, что ли? Стучаться кто будет? — я возмутился, но Кабан, похоже, меня вообще не услышал. Широкая физиономия его выражала крайнюю степень ошарашенности.
— Серега… там у них приемник… ты знаешь… блин, ты знаешь, что я сейчас по радио… в новостях услышал?
— Ну что ты там такое услышал? Марсиане прилетели?
— Наш рейс вчерашний… на который мы опоздали… 773, так?
— Ну вроде. И что?
Кабан помотал головой и уселся на единственный в комнате стул.
— Короче… разбился он. Авиакатастрофа. Рейс 773, из Внуково, Москва-Симферополь. Через полчаса после взлета. Все погибли. Шестьдесят пять человек.
Он замолк, и внезапно стало очень тихо. За дверью чирикала какая-то птаха. Вдали слышались какие-то спокойные голоса. Проехала машина.
Ни хрена себе.
Мое сердце куда-то провалилось, а потом вернулось и стало отстукивать некий неприятный ритм. Вот это да. Это что же получается… Если бы мы не опоздали…
— Геныч, а ты ничего не перепутал? — я ощутил, что мой голос внезапно охрип.
— Да нет… рейс два раза повторили… идет расследование, все такое… Да сейчас через двадцать минут опять новости по «Маяку», сами все услышите.
Пауза. Тишина возобновилась.
— Слушай… так остальные рейсы вчера пооткладывали тоже… из-за этого, наверно?
— Наверно…
Кабан встал и вышел, не закрыв дверь.
Ну и дела.
***
Шубин проводил взглядом высокую фигуру Красовского, пока она не скрылась за шикарной дверью, и откинулся в кресле, расслабившись. В целом разговор прошел неплохо. Кирилыч хоть и идеалист, надеющийся с такими же лопухами, как он, проторить короткую дорогу к светлому будущему остатков страны, но не дурак. Он перестал упрямиться по-козлиному. По крайней мере, он пообещал постараться прощупать в разговоре с ректором, не смягчилась ли у того позиция по этому лакомому корпусу Б. О чем и можно будет с чистой совестью доложить Толяну.
Шубин потянулся в кресле и со знакомым приятным чувством посмотрел на новые часы. Семь тридцать пять. У Дины сегодня вечерники, придет поздно… у Вадима екнуло в животе – пришла невольная мысль о том, что есть время пошалить с Олечкой… а что, день был тяжелый. Можно и расслабиться немного. Он еще пару минут колебался, зная, что это неминуемо добавит очередную трещину в семейные отношения, но тут дверь приоткрылась и в проеме возникла Олечка, тем самым решив свою судьбу на сегодняшний вечер: при виде соблазнительной изящной фигуры в строгой тесной юбке сомнения Вадима растаяли, как снег на сковородке.
— Вадим Петрович, я еще нужна?
Вадим встал с кресла, намереваясь мигрировать на диван, около которого располагался низкий столик, на котором удобно ставить напитки, и сделал приглашающий жест.
— Олечка! Заходи. Ты нужна.
Продолжение – в работе
Загрузка...